Большая хоральная синагога
Идея о создании в столице интеллигентного центра, откуда бы распространялся свет на всех евреев провинции, сделался заветной мечтой моей жизни. Но для этого необходимо было создать общину, и основой общины является синагога и кладбище. Нельзя не заметить, что в это время распространился слух, что Александр II посетил синагогу в Берлине и что, будто бы, он высказал желание иметь такую в Петербурге.
Большая хоральная синагога
В середине XIX века еврейская община Санкт-Петербурга насчитывала около 10 тысяч человек. У неё было несколько небольших молелен по всему городу, но для удовлетворения религиозных нужд этого было недостаточно. Поэтому, по инициативе общины было начато строительство новой синагоги.
Возможно, никогда отношения между общинным правлением и царским правительством не были столь запутанными и оттого характерными для общей ситуации, как при строительстве первой петербургской синагоги. Для многих столичных иудеев дело это по своей важности превосходило все остальные: синагога в политическом и культурном центре империи должна была служить веcомым доказательством незыблемого положения евреев, как таковых, а также воплощением достоинства древнего народа в глазах российского общества, правительства и даже остальных единоверцев.
Чертёж синагоги.1883 г.
Еврейские газеты – не только в Петербурге, но и в других городах – постоянно сообщали своим читателям о планах строителей.
А. Ландау писал: «Еврейский храм в Петербурге – дело весьма важное. Это понимают и осознают все. И всякий еврей, где бы он ни жил – в Петербурге или в Одессе, у подножия Кавказских гор или в холодных снегах Сибири, – всякий внесет свою посильную лепту для этого великого дела… для храма, в котором русскому обществу предстоит познакомиться с самой глубокой стороной еврейского быта – с еврейской религией!»
Почтовая открытка, конец XIXв
Главными спонсорами выступили барон Гинцбург (первый председатель еврейской общины города) и Поляков, известный меценат. Проект здания выполнили архитекторы Л. И. Бахман и И. И. Шапошников при участии В. Стасова и Бенуа.
Идея возведения небывалого молитвенного храма для евреев вдохновила виднейшего русского историка искусства и либерального критика В. В. Стасова. Он начал широкую дискуссию о будущей синагоге. На страницах очередного тома петербургской «Еврейской библиотеки» за 1872 год Стасов утверждал, что это «уже как-то стыдно» – то, что евреи Петербурга «под боком у Европы» не имеют своей синагоги, где смогли бы свободно и открыто молиться. Величественная синагога в столице, считал он, «будет истинно народной честью, славой, потом еще раз докажет, что мы всё более и более поканчиваем с прежними, позорившими нас предрассудками [и что] не хотим уступать остальной Европе в светлости и ширине воззрения». Российская империя, с обилием существовавших в ней этнических групп и вероисповеданий, имела потенциальную возможность стать для Европы образцом религиозной терпимости и поборником гуманистических устремлений. По мнению Стасова, синагога в Петербурге – наряду с уже существовавшими в России православными, католическими, лютеранскими, протестантскими, мусульманскими, армянскими и другими храмами – должна была способствовать вящей славе широкого и благородного русского национального характера.
Как и следовало ожидать, у историка искусства В. В. Стасова были собственные идеи на тот счет, какой надлежит быть синагоге. Дабы подчеркнуть многообразие стилей, дозволенное в империи, она непременно должна была иметь узнаваемый еврейский облик. По существу, значительная часть соображений Стасова была направлена против недавно опубликованного антисемитского опуса Рихарда Вагнера «Das Judentum in der Musik» («Еврейство в музыке»). Стасов отстаивал ту мысль, что евреи обладают собственными эстетическими традициями и отнюдь не склонны к заимствованиям. Подлинно еврейская синагога, говорил он, должна выглядеть «по-восточному», то есть быть построенной в арабско-мавританском стиле синагог средневековой Испании и Германии более позднего периода.
Как бы широко ни приветствовались многими столичными евреями взгляды Стасова, они тем не менее вызвали и серьезные возражения. Известный скульптор еврейского происхождения Марк Антокольский в частном письме Стасову поддержал призыв построить в Петербурге истинно еврейскую синагогу, но усомнился – будет ли мавританский стиль соответствовать этой цели. «Я очень боюсь, – писал он, – чтобы это не было подражание Берлинской синагоге, которая в плане есть подражание протестантской церкви, а протестантская церковь, в свою очередь, есть подражание католической». Следовать этому образцу, с его точки зрения, значило «подражать тому, чему меньше всего должно было бы подражать».
Пока велись дебаты об архитектурных стилях, возник еще один спор – о местоположении синагоги. Где найти подходящий кусок земли для большого, заметного здания, претендующего на значительность и оригинальность? Найти среди уже сложившегося городского ландшафта Петербурга с его грандиозными имперскими фасадами, роскошными иностранными магазинами, угрюмыми фабричными строениями и битком набитыми доходными домами? И с его, следует добавить, бесчисленными церквями? Ведь дореволюционный Петербург был городом церквей и соборов, и это сильно усложняло выбор места для синагоги. Императорский указ времен царствования Николая I гласил, что ни одна синагога в стране не может быть построена ближе, чем за сто саженей от здания православного храма на той же самой улице или за пятьдесят саженей на другой. Стасов был всерьез озабочен этим ограничением; он даже советовал городским властям отменить николаевский указ как давно устаревший. Однако его не послушались.
Поиск места начался в 1869 году и продолжался более десяти лет. Казавшиеся бесконечными отсрочки только подогревали раздражение еврейской общины, обвинявшей правление в нехватке инициативы. В действительности же многочисленные предложения правления неизменно принимались наверху; затем, однако, бумаги начинали блуждать по различным (городским и имперским) инстанциям – блуждать, впрочем, лишь для того, чтобы в итоге быть отклоненными. В первом прошении предлагалось назначить для строительства весьма респектабельное место на пересечении набережной Фонтанки и Гороховой улицы – одной из трех радиальных магистралей, вместе с Невским проспектом определяющих планировку центра города. По соседству находились три Подьяческие улицы – самый населенный еврейский район; поблизости стояла временная «купеческая молельня». Но генерал Ф. Ф. Трепов, обер-полицмейстер Петербурга (1866–1873 годы), а затем градоначальник (1873–1878 годы), не поддержал это предложение, объяснив свое решение тем, что по Гороховой улице часто проезжают важные правительственные лица, следуя к Царскосельскому железнодорожному вокзалу, и «нехорошо, чтобы там собирались по субботам и еврейским праздникам массы евреев». Вместо этого Трепов выбрал место для храма на задворках города, в северо-восточной части Выборгского района, где почти совсем не было евреев – так же, правда, как и населения вообще. Правление, в свою очередь, отказалось от обер-полицмейстерской идеи, поскольку это место было расположено в нескольких верстах от Подьяческих улиц, что практически лишало прихожан возможности идти в синагогу пешком по субботам и по праздникам.
Правление обратилось к власти с новым ходатайством, отыскав еще одно место поблизости от Подьяческих – на улице Большая Мастерская (ныне Лермонтовский проспект). На этот раз возражения Трепова были более определенными: «Еврейская синагога не должна быть построена в населенной части города во избежание накопления в ней черни и сопряженной с ней грязи». Но если не в населенной части, то где же? Позиция Трепова сулила прежние сложности: сколько придется идти до синагоги пешим ходом? Правление воззвало к высшим властям, к самому царю Александру II. Всё было бесполезно.
Отставка Трепова, последовавшая вскоре за покушением на него ревлюционерки-народницы Веры Засулич (1878 год), оживила волнения и споры вокруг строительства синагоги. Появились новые идеи. И.-Л. Гордон обратился к общественности:
«Русский народ похож в массе своей на добродушное, доверчивое дитя, cлушающее, что старшие говорят. “Образ мыслей” его зависит от того направления, которое ему дают сверху. Поставьте еврейскую синагогу на Невском проспекте – и русский простолюдин, пройдя мимо, снимет шапку и перекрестится: значит, мол, святыня, коль сюда поставили. Но запрячьте ее за Нарвскою заставою – он не только будет смотреть на изгнанную синагогу как на скверну, но сочтет делом, угодным и Б-гу, и начальству, – гнать в шею всех жидов».
Это высказывание примечательно в нескольких отношениях. Оно четко иллюстрирует неистребимую привычку еврейских просветителей взирать на государство как на потенциального союзника евреев и одновременно как на всемогущее божество, повелевающее взглядами и поступками русского человека. Более того, c точки зрения Гордона, мощь высшей власти воплотилась не только в Петербурге, как таковом, – в этом величественном создании Петра, но особенно в Невском проспекте. Конечно, для любого человека Невский проспект имел некое символическое значение, но в понимании Гордона русские воспринимали его как святое место.
Разумеется, о возведении синагоги на Невском проспекте никто и никогда всерьез не заговаривал. Однако отставка Трепова в какой-то мере способствовала скорейшему решению дела. В 1880 году городские и имперские власти утвердили выбор: Большая Мастерская улица… Тем временем еврейская финансовая элита провела подписную кампанию и создала фонд размером более чем 125 тыс. рублей. Самый значительный взнос, 70 тыс. рублей, внес Гораций Гинцбург (при том что общая стоимость проекта составляла 800 тысяч). Правление привлекло специальное жюри для изучения и оценки проектов здания синагоги и, в духе интеграции, включило в его состав нееврея. Им был В. В. Стасов. Репутация Стасова гарантировала ему авторитет гораздо больший, нежели у трех других членов жюри, и тем самым давала возможность провести в жизнь собственные идеи, которые он обнародовал в полемике с Гордоном и Антокольским. Одно предложение Стасов отклонил из-за того, что в представленном конкурсантом проекте здание синагоги явно напоминало церковь. Но что еще важнее, Стасов назвал победителями конкурса Льва Бахмана (первого еврея, закончившего Академию художеств в Петербурге) и И. Шапошникова (русского профессора той же Академии). Их проект для него выделялся «не только арабским стилем», но и тем, что «вообще восточный характер выдержан [там] гораздо лучше и даровитее, чем в остальных проектах; в общем ансамбле здание не имеет никакого сходства ни с... церковью, ни с... мечетью».
Синагога открыла свои двери в 1893 году. Имела место полагающаяся церемония, включавшая в себя обычную в подобных случаях молитву о царской семье. Кантор исполнил «Э-ль мале рахамим» («Г-сподь полон сострадания», молитва об усопших) за упокой Александра II – разумеется, как за «царя-освободителя», а не критика первоначального плана еврейского храма. Гораций Гинцбург, по обыкновению лояльный к власти, заказал для синагоги скульптору М. Антокольскому статую Александра II, но религиозная традиция не позволила поместить ее там. В результате статую отвезли в Академию художеств.
Теперь трудно сообразить, насколько меньше задуманной была построенная синагога. Стоимость постройки оказалась почти вдвое меньше первоначально определенной суммы. Но и с уменьшенным количеством мест (их осталось 1200) синагога всё равно считалась, по тогдашним меркам, достаточно большой. Хотя, конечно, две главные синагоги Одессы (Бродская и Большая), равно как и величественная Ораниенбургская синагога в Берлине, явно крупнее… Более десятка псевдо-минаретов и различных декоративных деталей сообщали зданию желаемый восточный колорит (получилась, по словам Осипа Мандельштама, «пышная чужая смоковница»). Тем не менее служба всегда велась в «западном» стиле, с именными местами для состоятельных жертвователей и хоральным пением. Официально известная как Хоральная синагога (так ее называют и сегодня), она какое-то время неформально звалась «синагогой барона Гинцбурга».
Здание синагоги построено в восточном, мавританском стиле. Вестибюль обладает уникальной акустикой — слова, признесённые шёпотом, можно услышать на расстоянии более 10 метров.
1 сентября 1869 года было утверждено постановление Кабинета министров о разрешении петербургским евреям построить синагогу, и уже 11 сентября был избран комитет для постройки синагоги. Его возглавил Гораций Гинцбург. Поиск места для строительства продолжался в течение десяти лет. Наконец, 16 января 1879 года еврейская община приобрела дом и участок
А.А. Ростовского на Большой Мастерской улице. В июле этого же года был объявлен конкурс на строительство синагоги. 16 мая 1883 года Александром II был утвержден эскизный проект будущей синагоги. Строительный комитет возглавил А.А. Кауфман, непосредственно строительные работы шли под руководством А.В. Малова и его помощников С.О. Клейна и Б.И. Гиршовича. В 1884 году куратором строительства назначают архитектора Н.Л. Бенуа, а председателем Комитета С.С. Полякова.